Научные труды
Отвечаю на вопросы
(08.04.2008) N/S/ - Extrem_ gradient!!!!!!!!!!! |
|
Отвечает В.А. Тишков:
|
|
(03.04.2008) |
|
Отвечает В.А. Тишков: Для современной России был характерен период увлечения этнографией (этнологией) вплоть до введения обязательного учебного курса во всех вузах, что привело к росту когорты неофитов, поверхностных учебных текстов, противоречивого по своим результатам вторжения в этнологическую тематику представителей других наук (философии, психологии и других). Для современной России характерен нормативный (предписательный) энтузиазм ученых-этнографов при сильной компетенции по части «исторической традиции» и при слабой политической просвещенности и ограниченном знании устройства других многоэтничных стран. Только российские (и другие постсоветские) этнографы могли отстаивать сохранение графы «национальность» в паспортах граждан. Только они могут обучать детей, что значит быть «настоящим татарином» или «настоящим осетином», ибо этнографии россиян для них не существует.
|
|
(03.04.2008) |
|
Отвечает В.А. Тишков: а) содействия сохранению преемственности человеческого опыта и знаний (из этнографических трудов современный человек берет многие рецепты – от хозяйственных, врачебных, кулинарных до музыкального стиля и украшений, б) удовлетворения запросов людей в обращении к партикулярной культуре с целью поддержания или конструирования своей групповой идентичности (этнографические работы содержат сведения о «происхождении», «родстве», культурных героях и прочем багаже групповой памяти), в) просвещения человека о культурных различиях и о культурном многообразии мира (этнографы просвещают не только в музеях, но и искателей экзотики, они удовлетворяют людскую любознательность). Гораздо более противоречив послужной список этнографии по части взаимодействия с политикой, ибо: А) наша наука по своей природе этнонационалистична, она придает преувеличенную (эксклюзивную) значимость одной из форм идентификации человека (по частной культурной отличительности) и принижает более фундаментальные групповые принадлежности человека социально-культурного характера (по государству, религии, местному сообществу и т.д.), Б) в качестве одного из соавторов отечественная этнография помогла реализации советского проекта строительства этнонаций и способствовала т.н. «национальным движениям» периода распада СССР и после него, В) постсоветская этнография ставит барьер восприятию России как национального государства и признанию не только гражданско-политической, но историко-культурной общности россиян как единого народа или нации, Г) при этом этнографы способствовали многим позитивным действиям политиков и управленцев, сообщая об угрозах малым культурам или обществу в целом и высказывая рекомендации по части защиты меньшинств, противодействия нетерпимости и ксенофобии.
Сегодняшняя общественная миссия этнографии гораздо более выразительна, чем это было в СССР в связи с: А) ростом интереса к культурной специфике и возможностей по части ее выражения (этнотуризм, этнографическое краеведение, создание истории малых сообществ и групп и т.д.), Б) возможностями политической мобилизации населения по этническому принципу, В) использованием групповой этнической солидарности в конкуренции за ресурсы и социальное продвижение, Г) возрастающей этнокультурной сложностью населения и потребностями более эффективного управления, Д) возможностями содействовать предотвращению насилия и конфликтов. |
|
(14.01.2008) |
|
Отвечает В.А. Тишков:
Современная концепция этничности подвергает сомнению подобный взгляд на культурную отличительность и обращает внимание прежде всего на ее процессуальную (социально конструируемую) природу, подвижный и многокультурный характер современных обществ, на практическое отсутствие культурных изолятов. Среди ученых также нет единства в подходе к определению феномена этничности, но есть некоторые характеристики, свойственные для общностей, которые позволяют считать их этническими или говорить о присутствии этничности как таковой. К числу таких характеристик относятся:
–разделяемые членами группы представления об общем территориальном и историческом происхождении, единый язык, общие черты материальной и духовной культуры;
–политически оформленные представления о родине и особых институтах, как, например, государственность, которые могут считаться частью того, что составляет понятие “народ”;
–чувство отличительности, т.е. осознание членами группы своей принадлежности к ней, и основанные на этом формы солидарности и совместные действия.
Отчасти сохраняет значение данное Максом Вебером определение этнической общности как группы, члены которой “обладают субъективной верой в их общее происхождение по причине схожести физического облика или обычаев, или того и другого вместе, или же по причине общей памяти о колонизации и миграции”. Важную роль в понимании этничности играет соотнесение социальных и культурных границ, внутренних (эмных) и внешних (этных) представлений, что есть та или иная группа. Характерные черты этнических групп не могут сводиться к сумме содержащегося в их пределах культурного материала, а должны определяться прежде всего тем значимым, что для себя считают сами члены группы (или эта значимость навязана извне) и что лежит в основе их самосознания. Таким образом, этничность – это форма социальной организации культурных различий.
Исходя из этого, под понятием “народ” в смысле этнической общности понимается группа людей, члены которой имеют одно или несколько общих названий и общие элементы культуры, обладают мифом (версией) об общем происхождении и тем самым обладают как бы общей исторической памятью, могут ассоциировать себя с особой географической территорией, а также демонстрировать чувство групповой солидарности.
Представление о том, что этничность формируется и этническая общность строится на основе иноэтнического противопоставления “мы – они”, является недостаточным. Этничность как компонент индивидуального самосознания и как общеразделяемая коллективная вера проявляет себя через фундаментальные связи с другими культурными, социальными и политическими общностями, в том числе государственными. Это означает, что этническое самосознание необязательно построено на негативной оппозиции и необязательно по отношению к другим этническим общностям, в чем состоит глубокое заблуждение структурализма, начиная с К. Леви -Стросса. Точнее сказать, этническая общность (народ) есть общность на основе культурной самоидентификации по отношению к другим общностям, с которыми она находится в фундаментальных связях.
Этничность формируется и существует в контексте того социального опыта, с которым связаны люди или с которым они идентифицируются другими как члены определенной этнической группы. С внутригрупповой точки зрения, этничность основывается на комплексе культурных черт, которыми члены этой группы отличают себя от других групп, даже если они по культуре очень близки. Различия, которые они могут проводить по отношению к другим, обычно довольно определенные и многоуровневые, тогда как внешние представления о группе имеют тенденцию к генерализации и стереотипным критериям при характеристике групп.
Таким образом, во внутренних и внешних определениях этнической группы (народа) присутствуют как объективные, так и субъективные критерии. Часто бывает, что кровная родственность или другие объективные критерии не играют решающей роли. Этничность предполагает наличие социальных маркеров как признанных средств дифференциации групп, сосуществующих в более широком поле социального взаимодействия. Эти различительные маркеры образуются на разной основе, включая физический облик, географическое происхождение, хозяйственную специализацию, религию, язык и даже такие характеристики, как одежда или пища.
Интеллектуальная история термина этничность начинается с 1960-х годов, когда этот концепт стал ответом на изменения в постколониальной геополитике и на движения меньшинств во многих промышленно развитых странах. Появление интерпретаций этничности касалось таких разных явлений, как социальные и политические изменения, формирование идентичности, социальный конфликт, расовые отношения, нациестроительство, ассимиляция, и прочих. Существуют три главных подхода к пониманию этничности: эссенциалистский (примордиалистский), инструменталистский и конструктивистский.
Примордиалистский подход исходит из того, что этническая идентификация основана на глубоких связях с определенной группой или культурой, а значит, и на существовании реалий этой идентификации, которые могут рассматриваться или как преимущественно биологические, или как культурно исторические. На этот подход оказал сильное воздействие эволюционизм с его интересом к биологическим, генетическим и географическим факторам. Осознание групповой принадлежности как бы заложено в генетическом коде и является продуктом ранней человеческой эволюции. В крайней форме этот подход рассматривает этничность в категориях социальной биологии как расширенную форму родственного отбора и связи, как изначальный инстинктивный импульс. Схожие построения распространены и в российской литературе в рамках так называемой теории этноса, где социальный биологизм вместе с географическим детерминизмом служит основой крайне уязвимых конструкций “жизни и смерти этносов”, их “пассионарности”, “психоментального комплекса” и прочих (Л.Н. Гумилев, С.М. Широкогоров). Более социально ориентированными, но от этого не менее эссенциалистскими являются доминирующие в российском обществознании типологические конструкции этносов, субэтносов, метаэтносов, а темы экзогамии этносов как признака и условия их существования или “компонентные” теории этноса присутствуют на уровне учебной литературы (Ю.В. Бромлей, В.И. Козлов, В.В. Пименов, Ю.И. Семенов).
Культурный вариант примордиализма рассматривает этничность как прежде всего разделяемую членами группы общность с объективными характеристиками принадлежности: территория, язык, экономика, расовый тип, религия, мировоззрение и даже психический склад. Большинство российских авторов полагают, что этническая общность имеет первичное значение как социальный архетип и ее игнорирование в социологии и политике является глубоким заблуждением. На основе “этнических корней” создается целая генеалогия современных наций. Для групповых этнических категоризаций широко используются историко-лингвистические классификации, историко-археологические и физико-антропологические реконструкции, которые привязываются к современной номенклатуре этнических групп и к их историческому и пространственному картографированию.
Более современные подходы в рамках этой традиции признают субъективную природу этничности, как и любой другой формы групповой социальной идентичности, только обращенной в прошлое и оформленной в современном бытовании через культурно-языковые характеристики. Эти характеристики ученые и этнические активисты прослеживают через географию и историю той или иной группы. В свою очередь, культурный багаж и его преемственность позволяют находить личное и социальное значение человеческого существования и дают ответ, почему индивид ведет себя в соответствии с определенной традицией.
Культурно-языковая или психокультурная интерпретация этничности в рамках примордиализма также рассматривает этническую идентичность как неотъемлемую психологическую часть “я”, а ее изменение как неестественное и навязанное человеку. Подобные взгляды на этничность широко распространены в обществах, где этнокультурным различиям придается особая значимость вплоть до ее официальной регистрации государством и даже построения государственности на этнической основе.
В то же время социальное значение этничности включает помимо эмоциональных моментов также и рационально-инструменталистские ориентации. Этничность, как бы пребывая в латентном (“спящем”) состоянии, вызывается к жизни и используется в целях социальной мобильности, преодоления конкуренции, доминирования и социального контроля, взаимных услуг и солидарного поведения, для политической мобилизации и достижения гедонистических устремлений. Инструменталистский подход с его интеллектуальными корнями в социологическом функционализме рассматривает этничность как результат политических мифов, создаваемых и используемых культурными элитами в их стремлении к преимуществам и власти. Этничность возникает в динамике соперничества элит в рамках границ, которые определяются политическими и экономическими реальностями. Иногда функционализм обретает психологическую окраску, и тогда манифестации этничности объясняются как средство восстановления утраченной коллективной гордости или как терапия от нанесенных травм.
В рамках этих подходов выполнены многие труды в отечественной этнографии, в том числе и на основе социологического метода анализа (Ю.В. Арутюнян, М.Н. Губогло, Л.М. Дробижева). Имеются их авторитетные сторонники в зарубежной науке (У. Коннор, Д. Миллер, Р. Ставенхаген, Э. Смит).
Все подходы к пониманию этничности не являются обязательно взаимоисключающими. Интеграция наиболее значимых аспектов в цельную теорию этничности наиболее перспективна на основе конструктивистского синтеза, в котором есть чувствительность к контексту. Этничность возможно рассматривать в системе социальных диспозиций и ситуативной зависимости на разных уровнях и контекстуальных горизонтах: транснациональном уровне мировых культурных систем и диаспорных связей, в рамках наций-государств с точки зрения доктрины меньшинств, “внутреннего колониализма” или “структурного насилия”, межгрупповом уровне в контексте теории культурной границы и внутригрупповом в рамках психологических теорий реактивной, символической и демонстративной этничности и стигматизированных идентичностей.
Продуктивной представляется разработка подхода к этничности вне “традиционных культурных типов”, как культурной гибридности и как множественных лояльностей или этнического дрейфа. Этот предлагаемый мной подход позволяет рассматривать не человека в этничности (на отечественном научном жаргоне “этнофора”), а этничность в человеке, что приближает к более чувствительному и адекватному восприятию “реальности” и к более конструктивному воздействию на этничность в смысле общественного управления.
|
|
(23.11.2007) |
|
Отвечает В.А. Тишков:
Люди, не читавшие мою научную статью и другие работы, начинают верить, что есть такие сторонники “патологического постмодернизма” (слова из критики в мой адрес профессора В.И. Козлова), которые отрицают все: и нацию, и этнос, и расу, и даже саму “реальную действительность”, которую “отражает” общественная наука и наше мышление в целом. Таких сторонников ленинской теории отражения гораздо больше, чем я предполагал. К тому же они воспроизводят себе подобных через обучаемые по старым прописям студенческие когорты. 11 октября 2001 г. на пресс-конференции в газете “Московский комсомолец” мне был задан вопрос по телефонной линии студентом психологического факультета МГУ, который пытался выяснить, на самом ли деле я отрицаю нации, а значит, и “национальный характер”, чему его усердно учат так называемые этнопсихологи или философы типа незаслуженно популярного Г. Гачева.
Я уже не говорю о политиках и ученых в республиках, которые ни под каким предлогом не позволят подвергать сомнению “национальные” статусы своих групп и “своих” республик-государств. Опубликованное в 1992 г. в газете “Московские новости” мое интервью намеренно вышло под заголовком “Нация – это то же племя, но только с армией”. Сказанная мною в разговоре эта бытовая для языка современных социально-культурных антропологов фраза (с просьбой “не для публикации”) была специально использована газетой, чтобы “подставить” не до конца последовательного в демократических убеждениях министра. Кстати, своей цели эта публикация достигла: по моим сведениям, президенты М.Е. Николаев (Якутия) и М.Г. Рахимов (Башкирия) пожаловались Б.Н. Ельцину, что министр по делам национальностей допускает в их адрес плохие высказывания. Именно в этом контексте мне бы хотелось кратко и по возможности популярно изложить свой взгляд на феномен нации.
Нация – это действительно широко распространенное в науке и политике понятие с различным историческим и современным смысловым содержанием. Наиболее распространенным является обозначение совокупности граждан одного государства как политического сообщества. Отсюда понятия: “здоровье нации”, “лидер нации”, “национальная экономика”, “национальные интересы” и прочее. В политическом языке нациями иногда называют просто государства. Отсюда – название Организации Объединенных Наций и многие термины в западноевропейских языках (international relations, international organizations, international law, international treaties и другие). Члены нации отличаются общегражданским самосознанием (например, американцы, британцы, испанцы, китайцы, мексиканцы, россияне, французы), чувством общих исторической судьбы и культурного наследия, некоторыми общими элементами материальной и духовной культуры, а в редких случаях общностью языка и даже религии. Кстати, все вышеперечисленные нации единством языка и религии не обладают.
Понятие “гражданской” или “политической нации” утвердилось в Европе в эпоху французской революции конца XVIII в. (в средние века нациями чаще всего назывались университетские земляческие сообщества), чтобы противопоставить божественному происхождению монархической власти представление о гражданском сообществе, имеющем право создавать государство, обладать суверенитетом и контролировать власть. Понятие нация широко использовалось в эпоху формирования современных государств вместо феодальных, династических, религиозных и политических образований. В государствах Нового времени вместе с утверждением единого управления, рынка и массового образования распространялись культурно-языковое единообразие вместо локального своеобразия или наряду с ним, общие гражданские и правовые нормы, а вместе с этим и общая идентичность. Так возникли нации в Европе и в регионах переселенческих колоний (Северная Америка, Австралия, Новая Зеландия), а также в Латинской Америке на базе колоний Испании и Португалии. В Азии и Африке понятие “нация” было заимствовано из Европы, особенно в ходе деколонизации и образования суверенных государств в ХХ в.
Гражданские нации – многоэтничные образования (за исключением небольших островных государств) с разной степенью культурной и политической консолидации. Подавляющее большинство наций включают несколько, а иногда десятки и сотни этнических общностей, говорящих на разных языках и исповедующих разные религии (например, американская, индийская, канадская, китайская, малазийская, нигерийская, швейцарская). Обычно язык и культура наиболее многочисленной этнической общности обретают доминирующий (а иногда официальный) статус в гражданском сообществе – государстве, а культура малых групп или групп иммигрантского населения, называемых меньшинствами, подвергается ассимиляции и дискриминации.
Согласно национальным законодательствам и международно-правовым нормам, а также доминирующему представлению в большинстве стран мира представители меньшинств (если это не недавние иммигранты без гражданства) являются равноправными членами наций. Они обычно и считают себя таковыми (индейские народы и натурализованные иммигрантские группы в странах Америки; корсиканцы и бретонцы среди французов; шотландцы, ирландцы, уэльсцы среди британцев; фракоканадцы, индейцы, эскимосы, давние иммигрантские группы среди канадцев; неханьские народы среди китайцев; шведы среди финнов; саамы среди норвежцев). В ряде стран, где распространены идеология и практика этнического национализма или расизма, демографически и (или) политически господствующие этнические общности исключают других из понятия “нация” и даже отказывают в гражданстве коренным (не иммигрантам) жителям страны, переводя ситуацию (в том числе законодательным путем) в различительную схему “нация и меньшинства” или считая последних “апатридами”. Особенно это характерно для ряда постсоветских государств, где число тех, кто не входит в категорию нации, может достигать половины населения страны и даже составлять большинство жителей ее столицы (например, в Латвии).
В отличие от предшествующих эпох, когда преобладала установка на культурную гомогенность нации через механизмы ассимиляции, в последние десятилетия за счет более интенсивной иммиграции, роста локальных идентичностей и группового (этнического) самосознания увеличились культурная гетерогенность и этнорасовое многообразие европейских наций (например, британской, германской, итальянской, французской). Этому способствовали мировые процессы демократизации и общественные движения в защиту прав человека и меньшинств с начала 1960-х годов.
В то же время современные государства предпринимают усилия, направленные на формирование общегражданской идентичности и сохранение целостности нации, в том числе через политику культурного плюрализма и внутренние формы самоопределения (культурная и территориальная автономии).Вместо идеи “плавильного котла” символической формулой современных наций гораздо чаще является формула “единство в многообразии”. Однако идея национального самоопределения и национального государства на этнической основе сохраняет некоторые позиции, и она особенно усилилась в странах, переживающих посткоммунистические трансформации.
Этнические, региональные и религиозные различия и неравенство, а также характер общественных устройств и политических режимов могут вызывать кризисы и конфликты вплоть до раскола нации на новые национальные образования-государства. По этим причинам и под воздействием идеологии этнического национализма в конце ХХ в. распались несколько полиэтничных гражданских наций-государств. Вместо СССР, Югославии и Чехословакии возникли более 20 новых полиэтничных гражданских сообществ, где идет сложный процесс формирования представлений (именно представлений, а не самих коллективных тел!) и их утверждение на массовом уровне, что есть новые нации. В постсоветских государствах дилемма “что есть нация” – казахстанцы или казахи, латвийцы или латыши – почти не существует, но скоро, бесспорно, возникнет.
В то же время в конце XX в. произошло объединение двух культурно родственных и до этого государственно разделенных гражданских наций в ГДР и ФРГ в одну германскую нацию, в состав которой входит целый ряд этнических и иммигрантских меньшинств (сорбы, российские немцы, турки, хорваты и другие). Внутри гражданских наций могут возникать политические и вооруженные движения сепаратизма или иредентизма на этнической (трайбалистской), религиозной или региональной основе. Такие движения существуют во многих странах мира (Великобритания, Индия, Испания, Италия, Канада, Китай, Шри-Ланка, многие страны Африки), и они представляют угрозу целостности и мирному развитию гражданских наций. После распада СССР такие движения, в том числе в форме вооруженной сецессии, возникли в Азербайджане, Грузии, Молдове, России.
Распространено также понимание нации как этнической общности или этнонации (в отечественной традиции как типа этноса), которая понимается как исторически возникшая и устойчивая этносоциальная общность людей с общей культурой, психологией и самосознанием. Понятие “культурная нация” имеет истоки в идеологии австромарксизма и восточноевропейской социал-демократии и распространилось в XX в. в процессе распада Австро-Венгерской, Оттоманской и Российской империй. После первой мировой войны на основе доктрины “национального самоопределения” были образованы многоэтничные государства Восточной Европы, а также Финляндия.
За время существования СССР произошло социальное конструирование многих советских наций на основе административно-государственных образований и за счет упразднения или ослабления прежних локальных, языковых, религиозных и других различий (возникли аварская, алтайская, азербайджанская, грузинская, казахская, киргизская, туркменская, узбекская и многие другие этнонации). Однако существовала и общероссийская (общесоветская) идентичность и историко-политическая общность, при которой идеология советского патриотизма и доктрина единого советского народа заменяла доктрину гражданской нации. Этнические общности (народы) назывались нациями, а фактически существовавшая гражданская нация называлась советским народом. Это доктринальное наследие и политическая практика сохраняются до сих пор.
Этнический национализм стал одной из важных причин распада СССР, и он же представляет серьезный вызов гражданскому нациестроительству в постсоветских государствах. Ряд новых государств (Казахстан, Киргизия, Литва, Россия, Украина) осознают необходимость перехода к понятию гражданская нация, которое начинает утверждаться наряду или вместо понятия этнонация. Однако в постсоветских государствах этнонационализм, особенно от имени так называемых титульных наций, сохраняет мощные позиции в общественно-политическом сознании и служит средством политической мобилизации, обеспечения приоритетного доступа к власти и ресурсам. В России на основе доктрины “многонационального народа” и практики этнического федерализма этнонации обладают мощными формами политической и эмоциональной легитимности.
Сложное сосуществование двух версий понятия “нация” имеет место во многих полиэтничных странах: государство и официальный язык предпочитают использовать понятие гражданская нация как средство консолидации согражданства; лидеры и активисты этнических общностей используют понятие “культурная нация” как средство защиты своих интересов, политической мобилизации и сохранения коллективной культурной самобытности от угрозы ассимиляции или дискриминации со стороны государства и доминирующей культуры. Многозначное использование понятия “нация” становится все более распространенным в современном общественно-политическом языке, хотя его этнический смысл не признается международно-правовыми нормами и нормами большинства государств мира.
Научное содержание понятия “нация” является предметом длительных и малопродуктивных дискуссий, несмотря на участие в них многих крупных ученых и публицистов как в прошлом (И. Гердер, О. Бауэр, К. Каутский, М. Вебер, П. Сорокин, Н. Бердяев), так и в современном обществознании (Д. Армстронг, Б. Андерсен, Э. Баграмов, Ю. Бромлей, Э. Геллнер, Л. Гумилев, А. Здравомыслов, Ю.И. Семенов, У. Коннор, Э. Смит, Э. Хобсбоум, М. Хрох, П. Чатарджи). В мировой науке не существует общеразделяемой дефиниции нации, особенно если речь идет об ее пространственных и культурных границах, членстве и как о статистической категории. Тем не менее до недавнего времени в обществознании господствовало и сохраняет свои позиции понимание нации как реальной общности. Нация в этом случае рассматривается как коллективный индивид (или тело), обладающее базовыми потребностями, (само)сознанием, общей волей и способное на единое и целенаправленное коллективное действие. Одной из таких потребностей является обеспечение условий своего сохранения и развития, и из этой потребности вытекает стремление к автономии и независимости в форме отдельного “национального государства”. Реалистская (или субстанциональная) онтологизация нации бытует не только в наивной социологии и политологии, но и в более профессиональном обществоведческом дискурсе, который до сих пор сопровождается попытками дать научное определение нации.
Данное видение нации не ограничивается только примордиалистским подходом, при котором обычно выделяются глубокие корни, древнее происхождение и особая духовная сила национальных чувств. Онтологический взгляд фактически разделяют и многие сторонники модернистских и конструктивистких подходов, которые рассматривают нации как результат индустриализации и распространения “печатного капитализма”, как результат неравного развития, роста коммуникационных и транспортных сетей и, наконец, как результат мощного интегрирующего воздействия современного государства, т.е. не нации создают государство, а государство создает нации. Субстанциональный подход не ограничивается только взглядом на нации как на “объективную реальность”, т.е. общность, имеющую объективные характеристики (язык, религия и прочее), но он также характерен и для тех, кто подчеркивает субъективные факторы, как, например, общий миф, историческая память или самосознание. Ибо и в этом случае нация понимается как социально сконструированная, но все же реально существующая группа.
В последнее десятилетие ряд новых подходов в общественной теории способствовал отходу от трактовки социальных коалиций (групп) как реальных, субстанциональных общностей. Это – прежде всего интерес к так называемым сетевым формам и растущее использование категории сеть (network) как ориентирующего образа или метафоры в теории и конкретном исследовании. Это – разработки в области теории рационального действия, которые делают упор на индивидуальные стратегии и на более глубокое понимание феномена групповости (groupness). Это – переход от структуралистских взглядов, при которых группа рассматривается как исходный компонент социальной структуры, к конструктивистским подходам, при которых групповость – конструируемый, контекстный и подвижный феномен. Наконец, постмодернисткие подходы вызвали больше внимания к проблемам фрагментарности, эфемерности и эррозии жестких форм и четких границ.
Все более становится очевидным, что главная проблема субстанционального взгляда на нацию состоит в том, что он принимает категорию практики за категорию анализа. Содержащийся в практике национализма и в деятельности современной системы государств концепт, а именно – реификация нации как реальной общности, переносится в сферу науки и делается центральным в теории национализма. Именно этот феномен реификации как социального процесса, как события, а не только как интеллектуальной практики отмечают при рассмотрении проблемы нации ряд современных авторов (Ф. Барт, Р. Брубейкер, Р. Суни, П. Холл, Г.-Р. Уикер, Т.-Х. Эриксен). Такими же являются и мои собственные научные взгляды, часть которых была высказана одновременно и даже раньше, чем зарубежными специалистами.
В свете этого подхода нацию возможно рассматривать как семантико-метафорическую категорию, которая обрела в современной истории эмоциональную и политическую легитимность, но не стала и не может быть научной дефиницией. В свою очередь, национальное как коллективно разделяемый образ и национализм как политическое поле (доктрина и практика) могут существовать и без признания нации как реально существующей общности.
|