Научные труды
Бюллетень Сети этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов, N11, 1997
Инициаторы и исполнители конфликта
Конфликт был инициирован группой чеченских и московских радикальных активистов из числа политиков, интеллигенции и управленцев под лозунгами национального самоопределения чеченского народа и декоммунизации республики. Аргументами для мобилизации жителей республики, имевшей сложные социальные проблемы, но в тоже время и достаточный уровень самоуправления для их разрешения, послужили главным образом ссылки на прошлые травмы полувековой и даже вековой давности, которых сами инициаторы лично не переживали. Окончив московские, грозненские и другие советские вузы или вкусив плоды свободного предпринимательства, они несли в себе завышенные ожидания новой свободы и получения власти для революционных перемен. С самого начала правления Дудаева было ясно, что личные мотивы лидеров далеко не ограничивались заботой о свободах для народа и его преуспеянии, даже если элементы альтруизма и фанатичной веры у части чеченских политиков были и сохраняются до сих пор. Пренебрежение нуждами граждан и их жизнями, особенно если они не принадлежали к "самоопределившейся нации", а еще лучше - к собственным общинно-клановым коалициям, было еще более явным, чем революционный энтузиазм и вера в служение народу.
Энтузиасты "национальной революции" не планировали вооруженное сопротивление. Оно оказалось возможным благодаря получению доступа к арсеналам российской армии и вооружению части мужского населения, главным образом - сельского, потерявшего достойные источники дохода от длительно существовавших сезонных работ в других регионах страны. Автомат Калашникова дал им шанс "восстановить справедливость", начав с захвата квартир и другого имущества горожан, главным образом, русского этнического происхождения. Важнейший психологический барьер был перейден после неудачных попыток государства восстановить правовой порядок в автономии в 1991 и 1992 годах. Окончательная же готовность воевать у части чеченцев сформировалась с приходом российских войск в ноябре-декабре 1994 года и с первыми военными успехами боевиков.
Первые жертвы и разрушения добавили к отваге и романтике войны мотив мести и невозможности другого выбора. За последующими объяснительными формулами о "народной войне" и "непобедимости правого дела" на самом деле стояли более тривиальные факторы, обусловившие исход военной стадии конфликта. Это, с одной стороны, непрофессиональное и неоправданное по форме использование военной силы со стороны власти, наиболее откровенно проявившееся в пьяном приказе новогоднего штурма Грозного. С другой стороны, преимуществ знания местности, поддержка части невоюющего населения и неотравленные алкоголем организмы чеченских боевиков в сравнении с федеральными военнослужащими. Но и это далеко не объясняет произошедшее.
Кто воевал и против кого
Война в Чечне не стала бы тем эпохальным для страны и даже для мира событием, если бы конфликт питался собственными ресурсами и был просто конфликтом между государством и одним из его мятежных регионов, где сопротивление существующей системе возникло на этнической базе. Подобных конфликтов в современном мире существует более трех десятков. Некоторые из них длятся десятилетиями, причем в условиях утраты властного контроля на гораздо больших частях территории государства и при более благоприятных соотношениях человеческих ресурсов и вооруженных сил в пользу сепаратистов. Шри-Ланка, Азербайджан и Грузия тому наиболее яркие доказательства. В значительной мере дело в том, что данный конфликт произошел и продолжается на территории государства, которое проходит через глубочайшие внутренние трансформации и является объектом глобального геополитического соперничества.
На Чеченский конфликт оказали решающее воздействие ряд факторов, обусловивших его масштаб и мировую значимость. Это - неконсолидированность российского общества и новой власти, ее слабость после радикальной смены строя и разрушения старых управленческих институтов. Это - неожиданно возникшие эмоции и реальные силы в рамках бывшего СССР, пожелавшие досадить "старшему брату" и принизить Россию, по отношению к которой многие в новых государствах-соседях продолжают вести себя как представители советских меньшинств. Это - мощная инерция холодной войны и огромный арсенал профессиональных борцов с коммунизмом, которые не удовлетворились распадом СССР и в условиях эйфории либеральной победы готовы к еще более заманчивому проекту пустить Россию по новому кругу дезинтеграции.
В Чечне не просто Россия и русские воевали против чеченцев, а чеченцы - против России и русских за свою государственность. Это есть внешняя формула, журналистское клише и политическая фраза. На самом деле диспозиция конфликтующих сил была сложнее, и линии противостояния прошли как через Москву, так и через Грозный. В Москве войну против войны вели и выиграли радикально-демократические силы и средства массовой информации, обеспечившие с самого начала военных действий в Чечне воюющим сепаратистам романтически образ борцов за свободу и оказавшие им неоценимую услугу, укрепляя их уверенность в правоте своего дела и обеспечивая им симпатии мирового сообщества. Особенно велика в этом роль зарубежных журналистов, получивших немыслимый в прошлом шанс передавать с территории России телекартинку об "имперской" природе и политике государства.
Ментальное восприятие Чечни как не-России, а чеченцев как не-россиян продемонстрировали и высшие руководители. Министр обороны публично заявил 4 марта 1996 года: "Мы будем бить по домам, пока оттуда стреляют по нашим" (это в связи с событиями в Серноводске). Президент России 7 марта 1996 года объявил на всю страну: "Сегодня Грозный очищен, хотя потери с нашей стороны есть". Вместе с героизацией войны процесс выталкивания чеченцев, а значит и Чечни из России начался в Москве раньше, чем в Грозном. Многие вид ые чеченцы неоднократно выражали тревожное недоумение по поводу негативного стереотипа целого народа, составляющего часть населения российского государства, или же по поводу неоправданного изображения дудаевцев как единственных его представителей.
Таким образом, Россия проиграла чеченскую войну прежде всего сама себе и не меньше - в московских политических баталиях и в общественных политических установках, чем в военных операциях и в ходе переговоров. Если в ходе первых переговоров во Владикавказе в декабре 1994 года федеральный министр и уполномоченный по Чечне Николай Егоров продолжал считать, что "чем больше их бить, тем больше будут уважать", тогда не было смысла в действиях направленной премьером Черномырдиным переговорной группы. Фактически лег тимное право государства на использование силы было подменено эмоциональным и плохо подготовленным решением высшего должностного лица отдавать любые приказы безропотным подчиненным с последующим благословением Конституционного суда. И в этом состоит главная ошибка российских властей и главный урок Чечни для всего общества.
Какая Чечня воевала против России
Теперь о том, какая Чечня воевала против России. Наивно полагать, что воевал весь чеченский народ за свою свободу. Что касается воюющих, это было всего несколько тысяч быстро овладевших методами партизанской войны и хорошо вооруженных комбатантов, но никогда не более 5-6 тысяч. Не все из них были чеченцами. Среди боевиков с начала конфликта присутствовали профессиональные "солдаты удачи", хотя доля иностранцев и "добровольцев" из других регионов России была невелика. Это, возможно, около сотни исламских радикалов и неустроенных граждан из Иордании, Сирии и Турции. Какое-то число из других кавказских республик, хотя отсутствие свежих могил молодых людей в аккинских и ингушских поселениях позволяет предположить, что их было немного. Зато в районы сопротивления слетелось большое число авантюристов и наивных романтиков, в том числе и тех, кому хотелось повоевать против "москалей", "колонизаторов" или просто испытать острые ощущения. Внимательный читатель дневника погибшей в Чечне журналистки Тамары Чайковой, опубликованный в "Общей газете", должен не только сожалеть о гибели молодой женщины, но и подивиться безответственности редакции, направившей в зону конфликта эмоционально неустойчивого и граждански неподготовленного человека, для которого война была прежде всего острым ощущением.
Территория конфликта стала подлинным прибежищем не только криминальных элементов и любителей войны. В Чечне имело место нашествие большого числа людей, движимых разными мотивами, в том числе и благородным желанием помочь прекратить войну, которые силу своей неподготовленности или односторонней заангажированности устроили подлинный хаос и эмоциональное многоголосие, демобилизовавшие действия регулярных вооруженных сил, а также местных властей при правительствах Хаджиева и Завгаева. В целом, в Чечне проявился пост-советский феномен массового выхода из правовых норм и из под контроля государственной власти части общества, в котором до этого было слишком много жестко регулируемых действий и подавленных эмоций и в котором еще не утвердились новые нормы управления, сочетающие демократические начала и необходимый социальный контроль. В данном регионе открытый вызов существующему порядку обрел форму организованного сопротивления благодаря двум факторам: этнической консолидации населения и его массовому вооружению.
Власти и обществу в целом оказалось очень трудно что-либо противопоставить героике подобного сопротивления. Страх перед государственной машиной почти исчез, а уважение к закону и гражданская ответственность еще не сложились. Антивоенный настрой общества и генеральское пренебрежение жизнями военнослужащих привели к тому, что только окопного братства солдат и афганского призыва "мочить духов!" в данной ситуации явно оказалось недостаточно. Средства массовой информации, особенно иностранные, вымазали российскую армию и пророссийские силы в Чечне такими черными красками, что видеоленты сразу собрали престижные премии, как, например, шведский документальный фильм "Преданные".
Внешние ресурсы сепаратизма
Внешних симпатий и денег у вооруженных сепаратистов оказалось достаточно, что в условиях затяжного нерегулярного противостояния порою важнее боеприпасов. Современные конфликты должны хорошо оплачиваться, чтобы стать "народной войной". Тамильский сепаратизм живет не только ненавистью к ланкийской армии и центральному правительству: ежемесячно тамильские эмигранты в странах Запада собирают 10 миллионов долларов на оплату 10 тысяч воюющих "тигров", ибо состояние конфликта позволяет им оставаться в этих странах на правах беженцев и политэмигрантов, а рекрутироваться боевики могут бесконечно, ибо рядом, в Индии, проживает более 50 миллионов тамилов. Чеченский конфликт по своей изощренности и политической циничности не достиг уровня конфликта в Шри-Ланке, но потенциальные ставки в нем, пожалуй, выше. Распад СССР не произвел радикального переворота в отношении Запада к России. Консолидирующий западные сообщества образ врага был почти автоматически перенесен на Россию. Добавилось число участников, желающих лепить и поддерживать этот образ, за счет освободившихся от СССР стран, где старые травмы питают настроения как гласного, так и неосознаваемого реванша. Иначе едва ли городские власти Львова демонстративно переименовали бы улицу Лермонтова в улицу генерала Дудаева, а эстонцы создали его музей.
Симпатии к сепаратизму в России на почве антироссийских настроений столь велики в некоторых пост-советских государствах, что их энтузиастов не страшит перспектива зеркального повторения подобных конфликтов в собственных странах: на северо-востоке Эстонии, в Крыму, а тем более в Абхазии и в Нагорном Карабахе, где возможный политический успех чеченцев уже никогда не позволит сохранить целостность Грузии и Азербайджана. Недальновидным пост-советским политикам представляется, что только в их государствах территориальная целостность подвергается незаконному посягательству, а в других имеет место справедливая война за национальное самоопределение. Эта недальновидность ведет к трагическому варианту нового государственного переоформления территории бывшего СССР, которое едва ли обойдется без еще более разрушительных последствий.
Если в соседних с Россией странах отношение к чеченскому конфликту определяют старые травмы и новая некомпетентность, то в других государствах присутствуют более холодные расчеты и часто нескрываемый двойной стандарт. Самый последний пример - это молчание международных наблюдателей и посредников по поводу несостоявшегося голосования беженцев из Чечни на январских выборах в сравнении с громкой настойчивостью и осуществленным голосованием сотен тысяч беженцев из Боснии на выборах в этой стране год тому назад. Безусловно, действия федеральных властей вызвали оправданное возмущение преступлениями против человечности и соучастие гуманитарной катастрофе в Чечне. Многие правительства и международные организации, а также эксперты искренне желают мирного разрешения этого конфликта и оказывают этому содействие. Но имеет место и другой процесс, позволяющий говорить, что заявление Тима Гульдимана "Чечня - это один из субъектов Российской федерации" далеко не всеми на самых разных уровнях разделяется как на Западе, так и на Востоке. Ни один из лидеров ведущих государств не сделал открытых заявлений в пользу территориальной целостности России, как это было сделано в отношении Украины, Грузии и стран Балтии.
Среди западных экспертов доминирующим становится мнение, что "Россия, чтобы стать демократической страной, должна определиться как собственно Россия" (слова Збигнева Бжезинского), т.е., видимо, без территории нынешних республик. По крайней мере, моральная и материальная поддержка чеченского сепаратизма началась с самого его зарождения. Наиболее откровенными его сторонниками выступают некоторые неправительственные организации. Базирующаяся в Гааге Организация непредставленных народов и наций (ОНН) еще в 1992 году водрузила над своей штаб-квартирой чеченский флаг, а Дудаев представил населению республики этот акт как признание независимости Чечни. В итоге забота о положении меньшинств в мире оборачивается ложными надеждами сторонников провозглашения независимости явочным путем и в конечном счете несет беды самим же меньшинствам. Кстати, президент вышеупомянутой организации, гавайская активистка Милани Траск предпочитает не поднимать флаг аборигенной организации "Гавайская нация", также выступающей за восстановление своей государственности, утраченной в конце прошлого века. Предметом манипулирования становятся более уязвимые и более интригующие с точки зрения геополитики субъекты международной поддержки. Не случайно около половины флагов, поднятых над штаб-квартирой в Гааге, - это флаги националистических организаций российских автономий, хотя у последних есть и официальные символы, и пользующиеся широкой поддержкой легитимные органы власти, и представительство в федеральном парламенте России.
Следующим шагом становится вполне серьезное обсуждение за круглым столом, организованным в 1996 году Американским институтом мира и Отделом планирования политики Государственного департамента США, проблемы самоопределения, где внимание обращается на необходимость большей поддержки таких организаций, как ОНН. Как пишет автор итогового доклада, эти народы не получили независимости в момент распада СССР "просто по причине неудачной судьбы или случая, а не потому, что менее ее заслужили. Неужели международное с общество будет продолжать не замечать эти группы, находящиеся под угрозой?" Специалисты знают, сколько и где больших и малых народов действительно находится под угрозой жестокой дискриминации и открытых репрессий, но почему именно российские меньшинства, обладающие вполне благополучным культурным и политическим статусом, стали в последние годы предметом особого интереса и протекции, думаю, достаточно ясно.
Чеченская сецессия вполне открыто спонсировалась представителями Северо-Кавказских диаспор за рубежом, особенно в Турции, Иордании, Саудовской Аравии и США. По российскому телевидению было показано интервью с американским гражданином чеченского происхождения, который объявил, что он лично уже направил 10 тысяч долларов "на поддержку независимости моего народа", хотя сам в Чечне никогда не бывал. И это - действия гражданина страны, где только что принят закон о борьбе против терроризма, предусматривающий на азание за подобную деятельность. Примером безответственного поведения можно назвать и деятельность иорданского гражданина Юзефа, который, не зная ни чеченского, ни русского языков, обеспечивал долгое время непримиримую "внешнюю политику" в отношении Москвы. Из подобных пусть мелких, но многочисленных поддержек со стороны как искренних сострадальцев, так и откровенных авантюристов сложился мощный внешний фронт чеченского вооруженного сопротивления, в котором непримиримые боевики выступали лишь ударной силой его вольными или невольными заложниками.
Если Чечня выходит из России
Федеральные власти не смогли одолеть вооруженный сепаратизм. Поражение российских войск поставило Россию перед вполне реальной дилеммой: предоставлять или не предоставлять независимость Чечне. Обескураженный министр юстиции Валентин Ковалев уже сделал провокационное заявление, что Чечня имеет полную политическую независимость, как бы приглашая своих коллег из других государств повторить его слова. Едва ли реакции придется ждать долго, и "отыграть" ситуацию будет еще сложнее. Хотя в действительности имеет ме то утрата контроля центральной власти за одним из районов страны. Если следовать этой логике, то сегодня еще примерно 40 мятежных районов в мире имеют политическую независимость. Почему-то ни в Душанбе, ни в других столицах мира не спешат говорить о независимости Горного Бадахшана, хотя там уже пять лет нет контроля центрального правительства.
Российским властям действительно трудно выработать последовательную политику в отношении Чечни после январских выборов 1997 года. Боязнь личной ответственности некоторых высших политиков и военных, консолидация чеченцев после военной победы, давление внешних сил могут подтолкнуть к, казалось бы, радикальному решению - уступить часть территории в пользу нового государства, тем более, что последнее обещает быть лучшим другом и опорой России на Кавказе. Но этот вариант требует более ответственного и дальновидного подхода, причем ставка только на экономические рычаги решения проблемы недостаточна. Сепаратизм легко жертвует благосостоянием тех рядовых граждан, от имени которых он выступает, ибо сулит дивиденды и интересные перспективы лидерам в случае успеха. Что означает независимая Чечня для России и ее соседей, а также и для самих чеченцев? Возможен ли предлагаемый депутатом Государственной думы Виктором Курочкиным вариант "разойтись с миром, как Чехия и Словакия" ?
Хорошо вооруженное государство с крайне ограниченными ресурсами, разоренным хозяйством и долго залечиваемой травмой войны не может стать мирным и благополучным образованием в уже нестабильном регионе. Оно будет обязано прежде всего обеспечить свои национальные интересы, а не "дружить", как это наивно полагали те же российские политики при распаде СССР. Оно будет обязано добиваться возмещения ущерба от России в форме межгосударственного обязательства, а не прямой помощи федеральных ведомств, как это возможно сделать в рамках единой государственной структуры. Память о многочисленные жертвах с обеих сторон, ненависть одних и симпатии других к тем, кто окажется по другую сторону границы, не позволят разойтись с миром, как это сделали словацкие и поддержавшие их чешские лидеры. Кстати, тоже от имени народа, но совсем не спрашивая его и уж тем более не сделав его более счастливым и благополучным. В случае полной независимости конфликт в Чечне из внутригосударственного превратится в межгосударственный, как это уже им ло место во многих аналогичных случаях. Самый близкий пример - это нагорно-карабахский конфликт, превратившийся из внутрисоюзного в межгосударственный конфликт Азербайджана и Армении, хотя последняя предпочитает не обозначаться в качестве конфликтующей стороны, передавая эту роль нагорно-карабахской автономии.
Первым же серьезным вопросом станет вопрос о границах. С Ингушетией граница проведена быть не может, что признает и руководство Чечни. В Дагестане население приграничного района избирало чеченского президента и имеет основания не пожелать оставаться меньшинством в другом государстве за пограничными столбами. Лезгинская проблема - это лишь частный случай возможной ситуации разделенного народа. Самая крупная и наиболее просвещенная чеченская диаспора останется в России. Это примерно треть всех чеченцев, судьба которых крайне осложнится, ибо переезжать в новое государство с худшими социальными условиями жизни они не будут, а в глазах россиян они станут иностранными гражданами или апатридами. Русское население Ставропольского края, где сосредоточено много выходцев из северных районов Чечни, будет источником длительного недовольства и напряженности, которые мало зависят от установок Москвы. Казалось бы, единственная ясность с южной границей Чечни на самом деле может стать источником больших проблем для Грузии.
Вторым встанет вопрос обеспечения внешних связей чеченского государства, ибо оно не может и не захочет быть в изоляции. Главным и единственным партнером нового государства Россия быть не сможет. Чеченский президент Масхадов уже сегодня предпочитает произносить инаугурационную речь не на том языке, на котором говорит большинство его граждан и на котором были составлены избирательные бюллетени, подчеркивая тем самым радикальное отличие от России. С этой же политической целью - как один из лозунгов борьбы за о деление -используется ислам как государственная религия, хотя чеченское общество в своей массе является неверующим и уже прошло в последние десятилетия этап модернизации и европеизации.
В целях установления связей и получения поддержки со стороны исламских государств, заинтересованных в расширении своего геополитического пространства, власти Чечни могут осуществить программу "исламского порядка" вопреки интересам граждан, которые уже прожили несколько поколений при европейских правовых нормах. Для этого есть ситуативные основания, в частности, легализация многоженства - достаточно реальная перспектива при большом количестве убитых или эмигрировавших молодых мужчин. Финансовая и доктринальная поддержка реисламизации Чечни будет обеспечена состоятельными странами Востока и даже Запада, ибо для последнего фактор противодействия важнее антиисламских настроений, что уже было продемонстрировано в ходе чеченской войны. Именно в силу этого Чечня может получить достаточно предложений сотрудничества и партнерства. Легковесный настрой ряда российских стратегов "а мы их экономикой!" является наивным. Чечня не будет изолированным государством: слишком значимо ее геостратегическое положение на Кавказе.
Третьим встанет вопрос об отношениях с Россией во всех их аспектах, а не только фиксированных в межгосударственных документах. Северокавказские республики в исторической перспективе будут занимать враждебную позицию в отношении независимой Чечни, ибо нарушается длительно существовавший баланс и паритет между местными народами, когда внутренняя иерархия допускалась не более чем на уровне фольклора и молодежного понта. Теперь же "понтовые чеченцы" не только в моде и поведенческих привычках, но и в статусном о ношении оказываются на голову выше кабардинцев, осетин, дагестанцев, карачаевцев, и последствия этой совершенно новой диспозиции сейчас трудно предсказать. Антикавказский синдром в российском сознании после отделения Чечни может только усилиться, и это затруднит экономическую и социально-культурную деятельность представителей кавказских народов в общероссийском пространстве, являющуюся жизненно важной для граждан этого региона и для всей страны в целом.
Это лишь некоторые соображения по поводу окончания вооруженной стадии конфликта. Затратив почти два года на разрушения и убийства, конфликтующие стороны все равно вынуждены искать политическое урегулирование противоречий. Согласие между федеральными властями России и руководством Чечни возможно, если главным интересом будут запросы рядовых граждан, а не идеологов и профессиональных воинов, которых любое общество должно уметь держать в рамках, чтобы не превратиться в секту фанатиков или в орду налетчиков; если в разрешении конфликта примут участие ответственные политики и эксперты (в том числе и внешние), а не часто меняющиеся неофиты и энтузиасты геополитических переделов; если они не допустят нового цикла насилия и в нетерпении или в боязни не наделают новых непоправимых ошибок.