Научные труды
Бюллетень Сети этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов, N37, 2001
В июне 2001 президент В. В. Путин совершил краткую поездку в Уфу, где принял участие в праздновании сабантуя. Здесь же он сделал несколько важных высказываний по вопросам этнической политики и о значении сохранения этнокультурного разнообразия проживающего в России населения. Итог поездки президента страны в столицу Республики Башкортостан имеет не только общественно-политический, но и лингвистический смысл. В лозунгах, в высказываниях политиков, в комментариях журналистов и экспертов, включая сообщение И. Габдрафикова из Уфы в данном номере бюллетеня, мою реакцию вызвали прежде всего прозвучавшие слова по поводу "национальной политики" - термин, которым в нашей стране традиционно называется политика в отношении российских национальностей и в области межэтнических отношений. Наверное, лучше бы было в современных условиях, когда наступила пора ответственного отношения к смыслу слов (в советские официальные тексты и высказывания можно было записывать на этот счет многое, "вплоть до права на отделение"), использовать термин "национальная политика" для обозначения политики обеспечения государственных (национальных) интересов (national policy). А то, что до этого называлось "национальной политикой", лучше называть "этнической политикой". Никакого принижения значимости и сужения смысла при этом не произойдет, ибо данный термин включает не только этнокультурный, но и этнополитический аспект, в том числе и вопросы самоопределения, государственности и федерально-республиканских отношений. Как компромиссный вариант возможно употребление термина "политика в отношении национальностей" (nationalities policy), ибо внешний мир уже выучил советское определение "национальность" в его этническом значении, соответственно понимает и применяет его, когда речь заходит о России и других странах бывшего коммунистического мира. В России же данный термин еще долго может сохранятся в его привычном значении (не как гражданство), хотя уже многие миллионы граждан, путешествующие за границу, научились писать в анкетах в графе "национальность" слово "Россия". В любом случае внутреннее употребление данного термина в отношении этнических общностей (народов) менее конфликтно, чем термины "нация", "народность", "национальное меньшинство". Вопрос, конечно, не глобальный, но важный, особенно для официального языка и текстов.
Однако начнем с текстов приветственных лозунгов "Навеки с Россией!" и "Россия - наша судьба!", которыми встречали президента в Уфе. Они, видимо, должны были убедить всех и лично Путина в том, что Башкирия вместе с Россией и никуда "уходить" от своей "судьбы" не собирается. Однако лозунги эти можно читать и по-другому: Башкирия не есть собственно Россия, республика всего лишь "вместе" с Россией. Так когда-то звучали аналогичные лозунги по поводу советско-китайской или советско-индийской "вечной дружбы". Но что есть Россия, если это не Якутия, Бурятия, Чувашия и другие регионы страны?
России как территории за вычетом российских республик никогда не было и быть не может. За внешней лояльностью фразы "вместе с Россией" кроется разрушительный смысл: около половины территории страны не есть собственно сама страна. Это есть "добровольно вошедшие" или решившие быть "вместе с Россией" государственные образования. Такой язык всегда можно использовать и в обратном смысле, не обязательно дожидаясь, когда закончится "вековая дружба". Примеров подобного более чем достаточно, начиная с бывших советских союзных республик, где сепаратизм начинался с лозунгов "Да здравствует ленинская национальная политика!", которыми приветствовали визиты М. С. Горбачева.
Нелепой глупостью выглядели бы приветствующие президента США лозунги "Калифорния навеки с Америкой!" или "Аляска навеки с Америкой!". Почему же подобный лозунг проходит "на ура" в регионах, которые гораздо раньше стали частью российского государства, чем Калифорния и Аляска стали частью Америки? (Крепость Росс американцы купили в 1841 г., а Аляску - в 1867 г.) Гавайское королевство во главе с королевой Лилиокалане вообще было уничтожено и аннексировано в самом конце XIX века. Объяснить уфимские лозунги можно не только сохранившимся доктринальным наследием советского этнонационализма, но и современной политической нечувствительностью. Именно благодаря подобным штампам: "Россия и Татарстан", "Россия и Якутия" и содержащейся в них возможности разночтения нашу страну наказывают международными резолюциями под названием "Агрессия России в Чечне".
"Вторжение Америки в Калифорнию" представляется языковым абсурдом, а вот "вторжение" России в Башкирию, Татарстан или Якутию возможно, если вдруг лозунг "навеки вместе" местные политики поменяют на противоположный. Кстати, всего год назад улицы Уфы украшали нарисованные не без санкции властей лозунги типа "Умрем за суверенитет!".
Кстати, в момент поездки российского президента в Уфу мне пришлось выслушивать в Вашингтоне на конференции, посвященной России, очередное параноидальное заявление Збигнева Бжезинского, что нашей стране давно пора "самоопределиться как собственно России", т. е. без Чечни и других этно-территориальных автономий (республик). Эту позицию смутным лозунгом "навеки вместе" не перекроешь, ибо при разных оценочных знаках за ними скрыта одинаковая логика. Поэтому радостными и сверх лояльными транспарантами лучше не подвергать сомнению то понимание России, которое заложено в ее Конституции и которое разделяет подавляющее большинство жителей республики: Башкирия и есть Россия, и в Башкирии живет часть единого российского народа.
За несколько дней до поездки в Уфу, на приеме по случаю празднования Дня России президент произнес замечательный и точный по своему смыслу тост: "За российский народ!". Это определение включает в себя всех граждан страны независимо от их этнической принадлежности, в том числе, конечно, и жителей Башкирии. По своей этнической принадлежности местные россияне состоят не только из русских, татар и башкир. Едва ли не треть - это люди смешанного этнического происхождения. Кроме того, исторически в этом регионе существует особый татаро-башкирский этнокультурный симбиоз, когда разделительные линии между двумя общностями провести практически невозможно.
Советская и постсоветская этническая инженерия была построена на принципе исключения (или татарин, или башкир, но никак не то и другое вместе), и на протяжении десятилетий государственная процедура заставляла десятки тысяч жителей этой республики "переписываться" то одними, то другими. Давно уже пора было бы встать на позиции современного понимания природы этнической идентичности, которая может носить множественный и не взаимоисключающий характер. Однако этого до сих пор не произошло. Не позволяют мышление и политическая практика, построенные на этническом национализме (как от имени нерусских, так и от имени русских националистов).
Признать бесспорный факт существования многоэтничной гражданской нации (как это делается в других странах мира со сложным составом населения) слишком непривычно. Гораздо легче сослаться на "уникальность" России (хотя наша страна мало чем отличается от других крупных государств по числу проживающих в них этнических общностей) и повторить избитую формулу: "в нашей республике (городе, заводе, библиотеке) живут (работают, читают) представители более ста национальностей (наций, народностей)".
В современных условиях приоритета гражданских свобод и равноправия, а также мощных культурных взаимодействий риторика и политика, основанные на доходящем до одержимости спонсировании этнических различий в ущерб гражданской и культурной общности жителей страны, себя уже исчерпали. Эти подходы были порождены уязвимой марксистско-ленинской теорией наций и советской теорией этноса в разных ее вариантах, вплоть до гумилевских паранаучных конструкций "жизни и смерти этносов", "пассионарности этносов", "суперэтносов" и т. п. Этносов как коллективных тел с жестким членством и с исключительными (только им присущими) характеристиками в природе не существует. Современная мировая наука (за исключением постсоветской) таким термином даже и не пользуется. Тем более им не пользуются президенты стран, да еще в отношении собственных граждан.
Чувство этнической принадлежности и даже культурный материал, заключенный в понятиях "башкир", "татарин", "русский", "еврей" и других, исторически подвижны. Это чувство составляет только одну, и не самую главную из форм человеческой идентичности. Идентификация с собственным государством (гражданская, точнее, "национальная принадлежность" в общемировом смысле) гораздо важнее и повседневно значимее, чем идентификация по принадлежности к этнической культуре (или общности). Если, конечно, последняя принадлежность не используется в утилитарных целях достижения преимуществ в доступе к власти и ресурсам на индивидуальном и коллективном уровнях. Этнические предприниматели (или так называемые "профессиональные" башкиры, евреи, татары, русские и другие этнонационалисты) с этим никогда не согласятся, а федеральные политики и эксперты к такому пониманию придти пока не могут, растрачивая эмоции и энергию общества и постоянно порождая напряженность.
Достаточно сказать, что на доктринальном этнонационализме тщетно пытаются выстроить свою деятельность и современные законодатели, сочиняя законы для "этносов", как будто последние можно доставить в суд или к кассе по выплате государственных пособий. Этнос не может быть субъектом права, субъектом права может быть гражданин, а объектом законодательного регулирования - его интересы и запросы, связанные с принадлежностью к той или иной культуре, а не "национальные интересы народов", как это записано в некоторых законопроектах и доморощенных "хартиях". В этом плане прозвучавшие замечания о необходимости уважать и развивать культурное многообразие населения России как на уровне федерального центра, так и на уровне регионов, представляются бесспорными. Вот только смысл всей этой политики должен идти от человека, а не от этноса, право говорить от имени которого чаще всего узурпируют безответственные манипуляторы.
Бесплодность старого подхода к этническому фактору отражена в бесконечных жалобах по поводу отсутствия в стране "национальной политики" и в усилиях выработать такую политику. Каждый новый состав парламента, каждый новый правительственный кабинет и даже каждый новый министр или президентский советник начинают с плача по концепции и с отрицания предыдущих наработок. Кстати, одобренная президентским указом концепция 1996 г. является достаточно современным документом, одобренным всеми субъектами РФ, в том числе и республиками. Основополагающие принципы и подходы в этом документе прописаны добротно (кстати, без употребления слова "нация"), хотя компромиссные моменты сохранились.
Кому-то хочется написать что-то новенькое, вспомнить про "государствообразующий русский народ", принять для него особый закон, чтобы проложить самый глубокий раздел в российском народе. Эти радетели, как правило, сами выходцы из числа нерусских или же откровенные популисты, подталкивают соответствующие комитеты вносить законопроекты и устраивать парламентские слушания с распространением в зале расистских и неофашистских текстов разных "национальных" газетенок. Если бы в Испании приняли закон о кастильском народе, составляющем большинство испанцев, а в Китае - закон о ханьском народе, составляющем большинство китайцев, то это могло бы означать начало распада данных государств.
В стране всегда найдутся политики, общественные активисты и обслуживающие их (или искренне убежденные) идеологи, которые будут заявлять президенту страны, что "русские чувствуют себя в республике комфортно, имея возможности развивать традиции и обычаи" (слова, сказанные Путину на встрече с представителями Ассамблеи народов Башкортостана). Подспудно за этими словами скрывается смысл, что в "их" республике, помимо хозяев-башкир, другие тоже имеют "возможности". Хотя, казалось бы, по всем меркам гражданского и демократического общественного устройства самая большая группа населения Башкирии в лице этнических русских должна заботиться, чтобы у этнического меньшинства - башкир были равные с другими права и условия для культурной деятельности. Но там, где правит идеология национализма от имени меньшинства, большинство занимает место тех, чье равноправие нужно обеспечивать. Так быть не должно, но почему-то происходит в ряде республик России. А в ответ в Москве или в Краснодаре рождаются аналогичные политические абракадабры типа проекта федерального закона о русском народе.
В стране явный провал обществоведческой экспертизы в сфере государственного управления этническими проблемами, и прозвучавшие в Уфе предложения по этой линии заслуживают внимания. Особенно интересно предложение о специальном советнике президента по этническим проблемам. Здесь нужны особые опыт и знание, как они нужны, например, советнику по экономическим вопросам. Тогда к тостам за российский народ и к радостям праздника сабантуй могла бы добавиться и критика в адрес тех, кто в течение ряда лет препятствовал выдаче гражданского российского паспорта, используя аргументы национализма и расизма, в том числе и в официальном обращении Государственного собрания Республики Башкортостан в Конституционный суд России. В конечном итоге паспорта все равно стали выдавать без указания этнической принадлежности граждан.
Заметные успехи Башкирии в экономике и в социальном обустройстве населения по сравнению с соседними территориями не могут служить индульгенцией от неприемлемых для страны и для общества действий политиков, управленцев и идеологов этой республики. Сами по себе эти успехи налицо, и им справедливо радовались все участники сабантуя в Башкирии. Однако после праздника есть над чем задуматься более серьезно.
Возможно, мои замечания выглядят излишне придирчивыми. Но мне известно, что и президент Башкортостана Муртаза Рахимов остро реагирует на отличные от его представлений взгляды на то, как должна быть устроена наша общая Родина и ее отдельные регионы - будь это Москва, район подмосковных дач, Башкирия или мой родной Красноуфимский район Свердловской области, соседствующий с этой республикой.